The Washington Post. Аналогии с Гитлером

"Похоже, кое-кто считает, что мы должны вести переговоры с террористами и радикалами... Мы слышали это глупое заблуждение и раньше. Когда нацистские танки вторглись в Польшу в 1939 году, один американский сенатор заявил: "Боже, если бы я только поговорил с Гитлером, всего этого можно было бы избежать" (Джордж Уолкер Буш, май 2008).

"Тем более что и в наши дни таких угроз не становится меньше... И в этих новых угрозах, как и во времена Третьего рейха, все то же презрение к человеческой жизни, те же претензии на мировую исключительность и диктат" (Владимир Путин, май 2007).

Нет, цитируя эти заявления, я не провожу параллелей между Джорджем Бушем и Владимиром Путиным. Они сильно отличаются друг от друга. Тем не менее из вышеприведенного ясно, что и Буш, и Путин, несмотря на свои огромные различия, оба болеют распространенным современным заболеванием: и тот, и другой страдает необъяснимой потребностью втискивать нацистов в современные политические дебаты, и к месту, и не к месту, - пишет Энн Эпплбаум в The Washington Post.

Действительно, создаётся впечатление, что нацистские аналогии можно использовать практически с безграничной гибкостью. Буш говорил о политиках, которые ведут переговоры с "террористами и радикалами", сравнивая их с теми, кто потакал Гитлеру в 1930-х (многие истолковали его слова, сказанные на прошлой неделе, как атаку на Барака Обаму).

Путин сравнил нацистов с современными режимами, которые презирают "человеческую жизнь" и претендуют "на мировую исключительность и диктат" – иными словами, с США (многие истолковали его слова, произнесённые в прошлом году, как нападки на администрацию Буша).

Однако нацисты всплывали и в аргументах по многим другим вопросам. В разъяснительной речи относительно "того, что происходит в Косово", Билл Клинтон однажды оправдал своё решение подвергнуть Сербию бомбардировкам, задавшись таким вопросом: "Что если бы кто-то прислушался к Уинстону Черчиллю и выступил против Адольфа Гитлера раньше?"

Госсекретарь его администрации Мадлен Олбрайт также любила говаривать репортёрам: "Мюнхен – это моё мировоззрение", – имея в виду решение Европы о политике умиротворения в отношении Гитлера, принятое в Мюнхене в 1938 году. В 2006 году британская организация, выступавшая против введения национальных идентификационных карточек, разработала рекламный проект, в котором тогдашний премьер-министр Тони Блэр представал в образе Гитлера, только вместо усов у него был штрих-код.

Прошлой весной американская феминистка Наоми Уолф сравнила гитлеровских коричневорубашечников – бандитов, которые громили еврейские магазины и убивали стариков, – с "группами озлобленных республиканских молодчиков, одетых в такие же рубашки и брюки", которые "устрашали работников избирательных участков, подсчитывавших голоса во Флориде в 2000 году".

В воскресенье Эл Гор в беседе со студентами заявил, что борьбу с глобальным потеплением можно сравнить с борьбой с фашизмом. И, конечно же, с Гитлером не раз сравнивали Саддама Хусейна – это делали многочисленные представители различных политических течений.

Спешу добавить, что я не против публичных исторических дебатов: если нацистов упоминают в более широком контексте – например, в предупреждениях о непредсказуемости тоталитарных режимов – они могут быть полезной частью ряда дискуссий. К сожалению, нацистские аналогии сегодня обычно используются для того, чтобы окончить спор, а не расширить его.

Как только вы подключаете к дебатам Гитлера или Третий рейх, то отсылаете собеседников к крайней форме зла и ставите своего оппонента в неудобную для обороны позицию: "Вы что, против войны с Гитлером?" – и разговор по существу прекращён.

Упоминание о нацистах также изменяет и тон дебатов. К примеру, в основе решения не вести переговоры с "Хизбаллой" или иранским режимом могут лежать веские, тактические причины (обычно лучшая причина заключается в том, что сопричастные к этому дипломаты уверены в том, что переговоры не сработают).

Но называть сторонников этой политики "умиротворителями" – это значит искажать дебаты, придавать тактическому выбору ложные моральные основания. В реальности же обстоятельства меняются – даже те, в которых задействованы "террористы и радикалы", как это известно, в частности, нынешней администрации.

Обстоятельства, к примеру, изменились в случае с Северной Кореей, режимом, который в 2002 году ещё входил в "ось зла". Сейчас ряд чиновников администрации Буша ведут полномасштабные переговоры с её руководством. Между прочим, я по-прежнему называю Северную Корею "злом", и мне не нравятся нынешние переговоры, в немалой степени потому, что они закрепляют иллюзию того, что США, а не Китай, являются самым влиятельным иностранным игроком на Корейском полуострове.

Однако это не значит, что американцы, принимающие участие в переговорах с Северной Кореей, являются точным современным эквивалентом Невилла Чэмберлена, и это не значит, что северные корейцы вот-вот вторгнутся в Польшу.

Точно так же мы не узнаем ничего полезного, если будем называть Ким Чен Ира "Гитлером", как мы ничего не достигли, называя нацистами Буша или Блэра, а идея о том, что люди, желающие вести переговоры с Ираном, являются моральным эквивалентом коллаборационистов Виши, смехотворна. Прошло 70 лет: давайте оставим в покое призраков Мюнхена, на этот раз навеки.

Перевод InoPressa.