Алан Ширер: Последний англичанин

Лет десять назад, до того как узнал о существовании американского футбола, я любил соккер.

 

Страстно любил.

 

Пузатый застенчивый мальчонка, я все свободное время проводил во дворе с приятелями, вечно расстраиваясь, что не умею бегать так же быстро, как и они.

 

Приходя домой, усталый, мокрый, грязный, в порванной одежде, с взъерошенной пушкинской шевелюрой, с дрожащими, больными коленями и покривившимися очками, я с диким наслаждением падал перед телевизором и смотрел футбол.

 

Я сроднился с английской лигой. С ее чистыми, будто пропылесосенными, насыщенно-зелеными газонами. С контрастной, четкой картинкой, казавшейся сказочной по сравнению с гепатитными трансляциями домашних матчей "Уралана".

 

Испанский чемпионат раздражал беспринципной звездностью мадридского "Реала". Италия, хотя ее много показывали, усыпляла старательнее нудного учебника по химии. Что касается немецкого и французского первенств, то я никогда не мог понять, как люди их смотрят.

 

Да, если и любить какой-то футбол, то только английский.

 

В нем были алгебраическая стройность, простота параллельных линий и ясность категорического силлогизма.

 

Футболисты на поле занимались делом, не церемонились, не паясничали. За вальс и балет без жалости лупили по ногам и внушительно толкали в плечо. За мужество и отвагу аплодировали соперникам.

 

Так, во всяком случае, было в английском футболе моего отрочества.

 

В этом футболе жонглировал мячами Деннис Бергкамп, а Тьерри Анри, завораживая движениями своих длинных ног, с его передачи посылал мяч по какой-то необъяснимой траектории и бежал праздновать очередной шедевр.

 

Рио Фердинанда преследовала слава классного защитника, а не знатного скандалиста.

 

Стивен Джерард только начинал, а о Джоне Терри никто не слышал.

 

Лысина Фабьена Бартеза заставляла хвататься за сердце болельщиков "Манчестер Юнайтед", а настырность Руда ван Нистелроя помогала им отказаться от виагры.

Конечно, это был не тот романтичный футбол, который в девятнадцатом веке обеспечил игре вечную молодость в глазах миллионов болельщиков. Однако прекрасные мгновения славного реализма, выпавшие на конец девяностых и начало нулевых, не имели ничего общего и с тем модернистским абсурдом, в который английский чемпионат скатился с появлением Криштиану Роналду и прочих актеров бразильско-португальского амплуа.

 

С их приходом английский футбол вмиг утратил всю притягательность. Из него стало постепенно уходить все лучшее. Все окончательно ушло в апреле 2006-го года, когда травма колена чуточку раньше, чем планировалось, прервала карьеру Алана Ширера.

 

Я всегда с детским восхищением смотрел на этого игрока. Мягкий взгляд его добрых глаз успокаивал и внушал уверенность. С фотографий он глядел на тебя так, как должен глядеть заботливый и любящий отец.

 

Правильной овальной формы голова с проплешиной, широкие плечи, выдающиеся из-под футболки мышцы, мощные ноги - в этом портрете ненароком угадывается обычный английский паренек, работяга с фабрики викторианской эпохи или труженик шахтерского городка из диккенсовских "Тяжелых времен".

 

Ширер и был таковым. Если бы не футбол, он мог продолжить дело своего отца и устроиться на работу жестянщиком. Он трудился бы от звонка до звонка, затем бы шел в бар и запивал бы кружечку пива стаканом двойного виски. Поболтав с друзьями, он бы возвращался домой, целовал бы детишек и укладывал бы в койку жену. Другими словами, его жизнь почти бы никак не изменилась.

 

Отыграв матч или отпахав на тренировке, Ширер тоже смиренно и безропотно ехал домой.

 

Из звезды первой величины и офицера Ордена Британской империи, титул которого пожаловали Ширеру задолго до окончания игроцкой карьеры, он перевоплощался в ничем не примечательного англичанина, стабильно и регулярно жертвующего деньги на благотворительность.

 

Из человека со стальными нервами и железными яйцами он становился человеком с горячим сердцем и образцовым семьянином.

 

Ширер не скрывал, что отвергал многочисленные предложения из-за рубежа по одной причине - не хотел заставлять жену и детей уезжать из родной и любимой ими Англии. Летом прошлого года чета Ширер отметила фарфоровую свадьбу.

 

Ширера критиковали за чрезвычайно жесткую игру. Он любил работать локтями. Но он всегда понимал разницу между честной борьбой и свинством.

 

Ширер никогда бы не забил рекордные 260 мячей в чемпионате, если бы не рвался к мячу всем сердцем, прикладывая максимум усилий. Когда Ширер на грани офсайда толкался с защитником, выгадывая решающие сантиметры, он преображался. Может быть, в нем просыпалась память поколений. Или их благородная, сермяжная ярость.

Так во времена зарождения футбольной забавы билась на городских улицах английская беднота: выпивали, тузили друг дружку почем зря, крушили все, что попадалось на пути, а после братались и с широкой улыбкой расходились по домам.

 

Боэция именовали последним римлянином, а Марио дель Монако - последним драматическим тенором мировой оперы. С тем же правом Ширера можно признать последним английским футболистом. Его, а вовсе не Джона Терри.

 

Когда Ширер объявил о завершении карьеры, многие английские газеты и журналы назвали его уход концом эпохи. Они не ошиблись. Следить за современной - политкорректной и вертлявой - английской лигой нет никакого желания.

 

Евгений СИНИЧКИН, Спорт-Экспресс