Почему роботы не победили раньше и как изменит общество новая технологическая революция

Еще в 1970–1980-е годы с робототехникой было связано много надежд. В то время торжество машины над человеком казалось реальным хотя бы в процессе производства. Промышленности пророчили будущее на основе управляемых электроникой станков, линий роботов и других чудес человеческой мысли. Однако победу над революционными технологиями одержал китаец с отверткой.

1970-е годы были очень непростыми для мирового капитализма. Поднялась в цене не только нефть, но и многие другие товары. Капитал Северной Америки, Европы и Японии хотел роста рентабельности, а не роста налогов и расширения социальной сферы. И неолиберальную экономическую модель выручили свободные рабочие руки в странах периферии. Капиталы смогли найти рынки дешевой и социально незащищенной рабочей силы, устремились с Севера на Юг, и в большинстве отраслей промышленности о роботах пришлось забыть.

Энергия человеческих мускулов оказалась намного дешевле, чем питание для новых автоматов, внедрение которых приняло ограниченный характер. Индустрия, за исключением производства компьютеров, телефонов и прочих электронных приборов, вошла в эпоху тридцатилетнего застоя. Транспортные средства и промышленные предприятия менялись слабо. Но теперь эта эпоха идет к концу.

До кризиса 2008 года разговоры о скором триумфе робототехники чаще всего носили беспредметный характер. «Серьезные экономисты» всякий раз осаживали мечтателей аксиомами вроде конечности нефти и избытка дешевой рабочей силы. Однако в 2008 году положение изменилось. Модель неолиберального капитализма угодила в тяжелый кризис. Обилие на планете необразованных бесправных и недорогих работников перестало казаться надежной базой для роста экономики. Стало очевидно, что дешевый работник уже не обеспечивает удешевления товаров и при этом не может потреблять так, как европейцы и американцы. Хотя и реальные доходы последних стали падать еще быстрее, чем до кризиса.

У идеи возрождения робототехники появилась и моральная, и экономическая почва: покупатели заговорили о дорогих китайских товарах. А снижения себестоимости достичь можно, лишь удешевив энергию и шире применяя машины. Поэтому роботизация не только возможна, она отныне объективно необходима.

Есть и другой стимул к развитию робототехники. В экономике нужно поддерживать спрос, необходима новая политика его регулирования и создания. И в том числе для этого труд должен оставаться дорогим: работникам нужно на что-то покупать производимые товары.

Роботы не смогли выйти на первые роли в условиях, когда корпорации гнались за дешевыми рабочими, но смогут сделать это в экономике дорогого труда. Применять промышленных роботов наконец окажется выгоднее, чем превращать в роботов людей.

Поэтому ошибочно думать, что новая волна автоматизации промышленности породит лишь армию безработных. Роботизация — это не просто борьба за сокращение издержек, а особая трансформация, которая требует и особых условий. Торжество роботов в экономике не случится без социально-политических и технологических изменений в мире.

А эти изменения как раз и происходят. Кризис неолиберальной политики приведет к ее замене или, как минимум, к корректировке. В энергетике идут поиски революционных способов генерации — от холодного ядерного синтеза до атмосферной электроэнергетики, — и хранения энергии. Нефть и газ стали слишком дорогими, чтобы способствовать экономическому росту. И, наконец, сама робототехника становится гораздо дешевле в производстве и обслуживании.

Энергетическая революция будет одной из важнейших предпосылок выхода из глобального кризиса. Но, вероятно, появятся и другие условия для внедрения роботов. Разработка новых материалов и развитие нового транспорта помогут развитию больших рынков, увеличат товарные потоки.

Революции роботов в мировой индустрии больше всего стоит опасаться Китаю. Он потеряет свое значение «фабрики мира», основанной на недорогой и жестко эксплуатируемой рабочей силе. Его огромные мануфактуры с десятками тысяч человек, работающих на ручных операциях, должны будут уйти в прошлое.

А вот странам Севера, куда можно включить и Россию, внедрение промышленных роботов даст возможность провести реиндустриализацию — воссоздать производство на новом технологическом уровне вместо того, чтобы выносить его в третий мир. Правда, для запуска этого процесса во многих странах потребуются революционные изменения, разрушение старой модели экономики с присущими ей монополиями и связями.

Страны, которые первыми пройдут новую технологическую революцию, получат ряд преимуществ. Они смогут атаковать чужие рынки, почти ничего у себя не меняя. Впрочем, этого запаса не хватит надолго. Всем государствам-лидерам придется заняться выращиванием, расширением и огораживанием своих подконтрольных и интегрированных рынков. Процесс объединения экономик (как это было в Германии и Италии XIX века) может повториться — на новом уровне мирового развития и в большем масштабе.

Вероятно, во многих сегментах экономики произойдет разукрупнение. Многие сырьевые монополии стран периферии, скорее всего, будут болезненно переживать переход к экономике нового типа.

С другой стороны, экономический рост на новой технологической базе быстро приведет к появлению новых монополий — например, по выпуску новых автономных электрогенераторов, новых средств передвижения по воздуху, самоуправляемых автомобилей. В розничной торговле, где роботы уже делают первые шаги, заменяя кассиров, работников складов и магазинов, также стоит ждать укрепления позиций крупных компаний.

Появление новых машин само по себе не изменит общество. Роботы могут обеспечить изобилие дешевых и более качественных товаров, а может быть, даже помочь ориентировать их производство на индивидуальный запрос.

Однако без социальных конфликтов не обойтись. Товары нуждаются в потребителях, а в условиях революции в робототехнике и энергетике многие старые профессии окажутся под сильнейшим ударом. Без решения вопроса о стимулировании потребителей, обеспечении их работой и средствами к существованию не обойтись. Проблемой окажется не снабжение потребителей необходимыми товарами, а скорее то, как обеспечить массу производимой продукции достаточным числом потребителей.

Поэтому одной из важнейших проблем для мировой экономики станет политика занятости. Что ждет рабочих, профессии которых окажутся ненужными в силу автоматизации производства и услуг? Одним придется искать места в системе социального обеспечения, другим — учиться. Со временем будет непросто устроиться уборщиком, продавцом или официантом. От фабричного рабочего потребуется умение управлять линиями роботов, а не соревноваться с ними в скорости операций.

Но рабочих мест понадобится много. Поэтому в новых условиях их созданием придется заниматься прежде всего государству. Движущей силой занятости могут — хотя бы на какое-то время — стать госсектор и социальная сфера. Резервы есть. В школе начнется движение от фабричного типа обучения к индивидуальному или групповому наставничеству, а значит, потребности во врачах, исследователях, учителях и воспитателях будут огромны. Много рабочих мест будет создаваться в спектре «человек для человека». И может быть, многие губящие свое время в офисной рутине люди перейдут на работу в науку, которая получит приоритет в глазах общества.

Скорее всего, необходимостью будет сокращение рабочей недели. Для поддержания экономики потребуется более развитый средний рабочий, а также больше рабочих мест. Предприятиям, вероятно, придется по новым законам нанимать больше работников, а не перегружать небольшой штат. За счет этого сами работники получат время для развития, отдыха и потребления. И это будет не первый раз в истории, когда научно-технический прогресс породит сокращение рабочей недели (хотя без борьбы классов ничего никогда не происходило).

Возможно даже, ради стабильной занятости государству придется перейти от повышения пенсионного возраста к его снижению. Хотя сама идея ухода на пенсию для людей, занятых творческим и интересным трудом, будет казаться странной.

С другой стороны, далеко не все захотят трудиться в такой системе. Вероятно, найдется немало людей, что предпочтут скромную социальную поддержку. С этим общество должно будет бороться воспитанием творческих интересов. И победа не придет скоро.

Наконец, новая парадигма производства поменяет и отношение к потреблению. Можно ожидать, что в обществе станет меньше товарного фетишизма: слишком доступными и многообразными станут вещи.

Время роботов точно станет эрой культурного и научного прогресса. У массового потребителя появится шанс подняться сразу на несколько ступеней вверх по лестнице социокультурного развития. Искусство минувшей эпохи, вероятно, будет казаться ему примитивным, ограничивающим, а не развивающим. Нынешние блокбастеры масса более развитых потребителей сочтет низкопробными.

Глобальный кризис — это время перехода к новому длинному периоду развития, в котором роботы наконец сыграют большую роль. Такие масштабные и острые кризисы случаются каждые 25–35 лет. Они неотделимы от промышленного капитализма, в границах которого мы все еще обитаем. Однако они дают импульс развитию. И они как будто насмехаются над формулой либеральных экономистов, что рынок все поправит сам. Для преодоления кризиса рынок придется отрегулировать. А у науки и техники появится возможность снова преобразить наш мир.

Иллюстрации: © GettyImages/Fotobank.ru

Источник: Slon